В. Очев, коллега и соратник геолога В. Гаряинова, отдавшего многие годы исследованию Беляевского района и погибшего здесь.

Кызыл-сай
- В 1955 году я окончил геологический факультет. Следующим летом мне предстояло впервые провести самостоятельные поиски и раскопки ископаемых костей. Для нашего университета это было дело новое, и оставалось неясным, можно ли рассчитывать на успех. Поэтому в свою первую самостоятельную экспедицию мне пришлось поехать одному.
Я выбрал для обследования район с. Ключевки, где есть большие обнажения красноцветных песчаников и глин километрах в 70 на юго-восток от Оренбурга, где год назад мы вместе с В.А. Гаряиновым нашли несколько обломков костей. Эти обнажения редко посещались геологами и были мало изучены. Они находились в склонах долины рек Кызыл-оба и во впадавших в нее оврагах.
Зауральные степи встретили меня полями еще зеленых хлебов. На крутых склонах и в оврагах свежие травы и пестрые цветы наполняли воздух сладковатым медовым запахом. Майское солнце не успело иссушить степь, и она была овеяна свежестью. Я поселился в деревне Андреевка поближе к правлению колхоза. До верховьев Кызыл-обы и впадавшего в нее большого разветвленного оврага Кызыл-сая отсюда было километра три-четыре. Мои молодые тогда еще ноги не замечали этого расстояния.

День за днем обходил я все овражки и изгибы долины реки, в стенках которых ярко пестрели на солнце наклонно залегавшие пласты красных песчаников, конгломератов и глин. Особенно интересны были многочисленные развилки Кызыл-сая. Здесь прошлой осенью я нашел маленькую челюсть псевдозухии и поэтому вновь надеялся на успех. Сейчас кости в этом овраге попадались мне чаще, чем в других местах, но все это были небольшие обломки. От этой моей первой самостоятельной поездки зависело многое: не найти хорошего материала – значило, расстаться с надеждой заниматься изучением ископаемых позвоночных. Мне не хотелось мириться с мыслью о неудаче.
Находка пришла, когда я ее менее всего ожидал. Уже сильно утомленный ходьбой и полуденной жарой, собираясь прервать работу для отдыха, я заглянул напоследок в короткий и глубоко врезанный отвершек Кызыл-сая. По бокам тянулись высокие стенки косослоистого песчаника, накопившегося в русле реки двести миллионов лет назад. Отвершек сузился. Я с трудом пробирался по глубоким промоинам на его дне, иногда погружаясь в них по плечи. Вдруг у самых ног в стенке оврага я увидел торчащий из тонкого прослоя глины хребет животного. Это был ряд тянущихся друг за другом окаменевших позвонков. Измученный трудным маршрутом, не испытывая никаких эмоций, лишь спокойно констатировал про себя: «скелет». Только проснувшись среди ночи, я вновь с волнением мысленно пережил все случившееся.
Начались тяжелые дни раскопок, особенно тяжелые потому, что приходилось трудиться одному. Для найма рабочих тогда не было средств. Каждое утро еще до восхода солнца я отправлялся в свой овраг и до наступления полуденной жары, когда копать становилось невозможно, делал киркой и лопатой вскрышу. Ходить в маршруты гораздо легче, чем трудиться на раскопках. Не раз в эти дни я повторял себе, что думать и мечтать о трудностях гораздо проще, чем их переносить.
Видневшаяся на поверхности небольшая часть позвоночного столба была уже извлечена, и более кости не попадались. Однако я упорно копал: раз есть сочлененные кости в тонкозернистом илистом осадке, значит, можно ожидать многого. По опыту раскопок я знал, что без результата иногда приходится копать целую неделю и лишь потом быть вознагражденным за труд. На пятый день мне попался зуб псевдозухии, а затем на отваленном киркой куске породы показалось сложное переплетение костей. В них нетрудно было узнать череп. Я начал обкапывать его вокруг. Показались лежащие рядом обе половины нижней челюсти. Череп оказался достаточно длинным. Стало ясно, что взять его можно лишь в виде монолита.
Гипс я добыл в аптеке ближайшей железнодорожной станции Акбулак в 40 км отсюда. Привез его на попутном бензовозе. Деревянный каркас заготовил из купленных в местном магазине ящиков. Воду для монолита пришлось подносить ведрами из села Андреевка, расположенного в двух километрах от раскопки. Поэтому дело продвигалось медленно. К вечеру монолит был залит гипсом и заколочен сверху крышкой. На следующее утро мне удалось довольно удачно перевернуть его и заколотить досками с другой стороны. Монолит весил около 100 кг. Я уже торжествовал победу и, добыв в колхозе лошадь с телегой да две толстых доски, прибыл к Кызыл-саю. Однако меня ждало разочарование. Я довольно легко перекантовал руками стокилограммовой ящик на ровной поверхности, но вытащить его по крутому склону оврага мне оказалось не под силу. Не помогли и вожжи, которыми я пытался вытянуть монолит наверх. Ввести лошадь в глубокий овраг не было возможности.

Я выбрался на край оврага и оглянулся. Невдалеке работал трактор. Двое парней остановили свою машину и с любопытством подошли ко мне. До сих пор никто не посещал моей раскопки, скрытой в глубоком узком овраге. Пришлось объяснить им в чем дело и рассказать об ископаемых костях из красных круч. Поняв мои затруднения, трактористы взялись помочь. В несколько минут ящик оказался водруженным на телегу.
Это была первая и до сих пор единственная в нашей стране находка совершенно целого черепа эритрозуха. Он был прекрасен. Крупный, размерами с лошадиный, багровый от окислов железа, с большими, покрытыми блестящей эмалью хищными зубами. Морда оканчивалась крючковатым загибом челюсти, нависавшей над более короткой нижней.
С тех пор прошло много лет. Мне пришлось провести не один десяток раскопок и в Оренбуржье и в других местах восточнорусской равнины. Но ни разу больше не встретил я столь сохранившихся остатков эритрозуха, с какими мне посчастливилось столкнуться в первые годы моей работы палеонтологом.
Блюменталь
Впервые с находкой целого черепа бентозуха в Оренбуржье мне пришлось столкнуться во второй год моих самостоятельных исследований, когда я с двумя своими помощниками – студентами Саратовского университета – раскапывал скелет эритрозуха в Кызыл-сае. Как я упоминал в предыдущем рассказе, мы жили тогда в деревне Андреевка и ходили в Кызыл-сай пешком за несколько километров. А еще в нескольких километрах севернее находилось совершенно экзотическое место, которое стоит описать подробнее.
Это был овраг Блюментль, так же как и Кызыл-сай, впадавший в полупересохшую речку Кызыл-оба, только несколько ниже по течению. В его верховьях стоит маленький поселок того же названия. Жители поселка – немецкие колонисты, давние выходцы с Поволжья и Украины, дали оврагу это название за необычайную нарядность. Еще издали, поднявшись на водораздел, можно увидеть его левый склон, весь красно-бурый, с красивыми зеленовато-голубыми прослойками. Слои здесь разбиты сбросами, изогнуты в складки. Один отделенный сбросом останец в низовьях оврага возвышается подобно неприступной скале.
Спустившись на дно оврага, сначала идешь по сплошной прочной мостовой из конгломерата, многочисленные коричневые гальки которого придают ей сходство с асфальтом на улицах старых городов. Вода проточила в ней уступы и ложбины. Идя вниз по оврагу, попадаешь в заросли ивняка, среди которого изредка промелькнет то заяц, то лисица, - это одно из самых укромных мест в окрестностях, где прячется дикий зверь. Правый более низкий склон покрыт кустарниками ежевики, выше на терраске море цветов с роящимися над ними бабочками, и жучками. Небольшой очень чистый родник, бьющий из расщелины в песчанике, струится по дну оврага, и в его мелкой воде особенно красивыми кажутся вымытые из конгломерата гальки. У высокой скалы слои в склоне лежат круто наклонно. Среди них зеленеет малахитом и голубеет азуритом пропласток омедненного крупногалечного конгломерата. А поднявшись по крутому склону вверх, попадаешь на открытое травянистое поле, оживленные голубоватыми холмиками отвалов старых медных рудников.
В тот 1957 год я был так занят кзыл-сайской раскопкой псевдозухий, что мне было не до посещений Блюменталя. Однако я настоятельно советовал выбраться в этот интересный участок своим помощникам-студентам. Один из них, наиболее деятельный, Яша Шишкин, правда, ставший впоследствии не палеонтологом, а геофизиком, отправился однажды в свободное время в этот овраг. Через некоторое время он вернулся и сообщил мне, что видел на дне оврага на конгломератовой мостовой череп ископаемого животного. У меня тогда что-то не ладилось с анализом собранных в Кызыл-сае наблюдений и настроение было плохое. Я почему-то подумал, что парень меня разыгрывает, и небрежно отмахнулся. Он был задет за живое и сам решил принести находку.
Вскоре Яша положил передо мной рюкзак с тяжелым предметом. Я до последнего момента был уверен, что извлеку из него или в шутку положенный булыжник или в лучшем случае похожее на череп стяжение песчаника, принятое за череп. Такие стяжения иногда принимали за черепа даже опытные геологи. Но тут я был поражен. В руках у меня оказалась плита бурого песчаника с черепом настоящего бентозуха. Кости крыши были разрушены и сохранялись только их отпечатки. Явственно выделялись маленькие круглые глазницы и продолговатые ноздри; все же по краям черепа кости уцелели. Когда я отпрепарировал эту находку зимой в Саратове, то обнажились совершенно целое небо и прекрасно сохранившая мозговая коробка. Ни на одном черепе бентозуха еще не удавалось изучать ее так подробно, как по находке Яши Шишкина в овраге с красивым названием Блюменталь.