- Виктор Алексеевич, для начала расскажите нашим читателем, откуда вы родом, чем занимались до службы в армии?
- Я родился в поселке Донгуз, что недалеко от Оренбурга, но родителей своих совсем не помню. Матери не стало, когда мне было два года. А отец ушел на фронт с первых дней войны, тогда мне было всего семь лет. Помню, только как плакали провожавшие отца родственники и больше его я не видел. С войны он так и не вернулся. С этого времени, забрав к себе в село Абрамовка Переволоцкого района, меня воспитывали дедушка с бабушкой – родители матери. Там я окончил шесть классов, но больше учиться не стал, так как для этого требовалось жить в другом селе, платить за жилье и питание, а таких средств у стариков не было. Я пошел учиться на тракториста при местном МТС. Трактор, называемый ХТЗ, тогда был на железных колесах со шпорами. Очень интересный «тракторишка» я вам скажу. Двигатель заводился вручную, с «кривого стартера», и колхозники по-своему расшифровывали его название: «хрен трактор заведешь». Но это еще полбеды. Его конструкция предусматривала через каждые 20 часов работы производить замену вкладышей на коленвале. Получалось, что практически через день мы вскрывали картер и меняли их. Но «кривой стартер» все же сыграл в моей жизни свою роль. Со временем трактор стал заводиться все хуже и хуже. Моих сил и веса на это уже не хватало. Мало того, что я был мал ростом, так еще и ужасно худым. Напарник – мальчишка моего возраста, был покрупнее, но и его в одно «прекрасное» время трактор так лягнул в «обратную», что рукояткой переломило руку. Отец того парня ему больше не разрешил подходить к трактору. После этого случая я подался в Новотроицк, учиться на плотника. Одновременно с учебой в ФЗУ и после его окончания работал на строительстве коксохимического комбината. А потом армия. На призывной комиссии просился в морфлот. Уж больно нравилась мне их форма. Но мне ответили, что я слишком мал ростом, но так как у меня отличное здоровое сердце, то направят в ВДВ. Что это за войска, ни я, ни другие призывники не знали. Нам показали на одного офицера с «курицей» на рукаве - эмблемой в виде крыльев, и почему-то мы тогда решили, что придется служить в авиаполку, подметая аэродром. Две недели нас везли в товарняке на Дальний Восток, в Амурскую область. Ну а когда прибыли на место, отцы командиры пояснили, чем нам предстоит заниматься. Начались каждодневные тренировки, уроки по изучению парашюта и вооружения, бег, стрельбы, рукопашный бой. Большое внимание уделялось укладке парашюта. Первые тренировочные прыжки мы делали с аэростата, который мог поднять на высоту восемьсот метров только четырех парашютистов и инструктора. Потом прыжки мы стали выполнять с самолетов.
- Гордились своей службой? Да форма, наверное, тоже нравилась?
- Наша форма тогда ничем не отличалась от обычной, общевойсковой. Те же кирзовые сапоги, гимнастерка, пилотка и красные погоны. Только эмблема другая – крылья с парашютом. Ни каких беретов мы еще не знали. А сапоги заменили на шнурованные берцы намного позже. И правильно сделали, так как кирзачи во время прыжка бывало слетали. Приземляющийся десантник-парашютист в одном сапоге – обычная картина того времени.
Сейчас много говорят о дедовщине в армии. Подшивать воротнички на гимнастерку, стирать носки старослужащему - такого в мое время не было. Даже потасовки случались редко. Был как-то случай, один из солдат после отбоя закурил в кровати и бросил окурок под нее. Когда это безобразие заметил командир, рота была поднята по тревоге, и всех на 20-ти километровый марш-бросок. На одеяле несли «хоронить» этот окурок. Ребята были злые на курильщика, хотели побить. Но простили, когда узнали, что закурил он с расстройства – пришло письмо от жены, в котором она жаловалась на председателя колхоза. Не дал он ей быков для вспашки земли и теперь ей с двумя малыми детьми без припасов придется туго. После этого, даже наоборот ему сочувствовали, жалели.
Плохо тогда жил народ в деревнях, большинству из нас это было хорошо знакомо. Я только в армии увидели регулярное питание. Даже когда я работал на стройке и получал нормальную зарплату, ее все равно не хватало. Мы с друзьями даже договорились вскладчину, по очереди покупать друг другу одежду, так как одному не потянуть. А на стройке одежда быстро приходила в негодность. Как говаривали тогда - «каждый сучек просит клочок». Ходили ободранными. Поэтому, когда на третьем году службы командир мне предложил остаться на «сверхсрочную», согласился. К тому времени я уже познакомился со своей будущей женой.
Был как-то в командировке в Киеве, ездил за новобранцами. Вот там, на танцах и встретились. Когда она закончила педучилище, приехала ко мне. Сыграли свадьбу. Какое-то время я еще служил в этой части, но потом перевелся на Камчатку. Служба там, я вам скажу, была не сахар. Как солдаты, так и офицеры, все жили не в казармах, а в настоящих ярангах из оленьих шкур, ну и остальные условия, сами понимаете, соответствующие. С этого времени моя дальнейшая служба проходила в погранвойсках, но это уже другая история с шестнадцатилетним стажем.
- Виктор Алексеевич, чего бы Вы хотели пожелать своим собратьям по оружию в День ВДВ?
- Десантники – это крепкое, спаянное нерушимое братство. Потому-то мы и видим их голубые береты и тельняшки в День ВДВ. Всем, кто удостоился чести служить в этих войсках, желаю крепкого здоровья, добра, счастья и голубого мирного неба над головой!
О. СЫТИН.